Первый находил свое выражение в борьбе в общегосударственном
масштабе вокруг «урочных лег», второй — в пересмотре, закреплении, уточнении
землевладельческих прав. Поскольку же все это, отягощенное многочисленными
«насильствами», выходило на проблемы судопроизводства и законодательства, то
еще одной областью противоборства становилась и эта сфера.
Вместе с тем нельзя не отметить, что столкновения почти
не затрагивали политические вопросы. Дворянство, потрясенное смутным
лихолетьем, оставалось верным заданному веком направлению и стремилось прежде
всего упрочить свое экономическое положение, вознаградить себя за перенесенные
бедствия и страхи. Даже правовые вопросы приобретали в его глазах большое
значение, поскольку без них невозможно было решить эту насущную задачу.
Остановимся подробнее на противоречиях, существовавших
между «сильными людьми» и дворянством.
Судебная практика первой половины XVII в. знает
несколько «видов» перехода крестьян к новому владельцу. Это — побег, подговор,
вывоз. Формально каждый землевладелец мог «воспользоваться» любым способом
пополнения населения своих владений, но в реальной жизни несомненными
преимуществами обладали «сильные люди».
Они опирались на разветвленный вотчинный аппарат,
против которого провинциальный помещик, появлявшийся наездами в собственной
деревне, редко находил эффективную защиту. Так, в 20-е гг. «округлявший» свои
имения на юге страны боярин И. Н. Романов довел окрестных служилых людей до
того, что они во всеуслышанье заявили: «С таким великим боярином в соседстве
жить невозможно». При этом челобитчики справедливо отмечали, что воеводам
ведомо, какие «дурна» творят люди и крестьяне Романова, но «их дурна молчат».
С неменьшим размахом действовал боярин Б. И. Морозов,
вызывая своими «вывозками» и «насильствами» столь же острую ненависть у
окрестных помещиков. О безнаказанности, к которой привыкли «сильные люди»,
свидетельствует широкое распространение вывоза крестьян.
В 1638
г., например, вологодские помещики жаловались, что в их
владения «вламываются сильные люди» и «наши статки грабят и людишек наших
побивают до смерти и крестьянишек наших из-за нас вывозят насильством.
Несколько лет спустя о том же били челом алатырские помещики; из-за московских
чинов в уезде «чинитца насилства и продажи и смертное убийство и людская и
крестьянская вывоска и беглых людей и крестьян неотдача».
Коллективное обращение поместной армии в 1614 г. в правительство
побудило его даже сделать различие между крестьянами беглыми и вывезенными,
установив для последних пятнадцатилетний (а не десятилетний) урочный срок.
Безнаказанность множила беззаконие. В упомянутой
коллективной челобитной помещики жаловались, что их крестьяне, прожив в
вотчинах и поместьях «сильных людей» «урочные лета» и «надеясь на тех сильных
людей... приходя из-за тех людей, и досталных людей и крестьян из-за них
подговаривают». Разумеется, в своих обращениях помещики были склонны сгущать
краски.
|