Меню сайта
|
Фёдор Алексеевич ч. 20Царь
вновь поверил в счастье, прогарцевал, направляясь со свитой в Воробьево, мимо
дома Заборовских, узрев свою милую в «чердачном окошке», и 18 июля 1680 года
отпраздновал свадьбу. Царица простила И.М. Милославского, «разсудя слабость
человеческую», но царь, встретив его как‑то в темном закутке дворца с подарками
Агафье Симеоновне, разъярился: «Ты прежде непотребною ея поносил, а ныне хочешь
дарами свои плутни закрыть!» – и вытолкал боярина в шею, насилу государя
успокоили. Счастье
Федора Алексеевича длилось не долго. 11 июля 1681 года он радостно объявил
стране о рождении царевича Илии, но 14 числа скончалась царица, а утром в
четверг 21 июля – и младенец. Неизвестно, влюбившись или по настоянию
приближенных, обеспокоенных отсутствием наследника, царь 12 февраля 1682 года
объявил о выборе второй супруги – Марфы Матвеевны Апраксиной, дочери незнатного
дворянина (зато свойственника И.М. Языкова). Пятнадцатого
февраля была скромно сыграна свадьба, без обычного чина и при запертом Кремле.
Супружеское общение с пятнадцатилетней девушкой, вдобавок к бремени реформ и
государственного управления, оказалось непосильной ношей. Царь слег, и только
21 ‑го сумел принять придворных с Поздравлениями, а 23‑го царь и царица дали
свадебные «столы». Отход
царя от непосредственного управления взволновал столицу. На посаде, особенно в
стрелецких и солдатских полках, ширился ропот против «налогов начальнических и
неправедных обид», против «временщиков», с которыми стакнулось мелкое
начальство. Видно, Федору так и не удалось наладить государственную машину,
способную «мирствовать многое множество людей» справедливостью и правосудием
без бдительного ока самодержца. Даже
больной, царь продолжал принимать важные государственные решения. Так, получив
известия об опасности угрожавшей русским поселениям в Приамурье со стороны
Цинской империи, он резко потребовал от патриарха назначить епископов в
Даурские, Нерчинские и Албазинские остроги «для исправления и спасения людей, пребывающих
в тех градех». Одновременно
он двинул войска Казанского округа под командой П.В. Большого Шереметева в
Симбирск, а с «Сибирским полком на китайцы» велел идти К.О. Хлопову. Федор
Алексеевич не желал позорно жертвовать Амуром, как это сделало правительство
Софьи и подтвердило правительство Натальи Кирилловны. Однако царь не знал, что
совсем рядом, в кольце стрелецких слобод вокруг Москвы, закипает гнев на «бояр
и думных людей», приказавших высечь челобитчика; обратившегося в Стрелецкий
приказ с жалобой на особенно свирепого полковника. В
этой «неправде» многие обвиняли И.М. Языкова – невеликого политика, только с
1680 года возглавившего Оружейную, Золотую и Серебряную палаты и получившего
боярство, но близкого к царю комнатного человека, значение которого
увеличивалось при болезни государя. Говорили также, что Языков, Лихачевы и
Апраксины стакнулись со сторонниками царевича Петра и именно они уговорили
Федора облегчить ссылку Матвеева и Нарышкиных. Предвидя кончину государя,
многие видные роды во главе с патриархом Иоакимом уже готовили переворот с
целью отстранения от законного наследства шестнадцатилетнего царевича Ивана в
пользу десятилетнего Петра. Двадцать
третьего апреля знать пировала в палатах патриарха: были даже друзья Федора
Алексеевича – В.В. Голицын и В.Д. Долгоруков. А на окраинах Москвы и в Бутырках
лучшие полки русской армии, собравшись «в круги» по казачьему обычаю, приняли
решение о совместном выступлении против «тяжелоносия» полковников. В тот же
день два десятка стрелецких полков и дивизия выборных солдат направили во
дворец представителей с жалобой на одного полковника – Семена Грибоедова. Ни
Языков, никто другой не посмели отказать в передаче этой челобитной царю,
который сразу понял значение объединения всей гвардии против одного начальника.
Двадцать четвертого апреля 1682 года Федор Алексеевич указал: «Семена послать в
Тотьму, и вотчины отнять, и ис полковников отставить». Это был самый последний
указ государя, лишившегося сил и неотвратимо близившегося к могиле. Он мог бы
остановить назревавшее вооруженное восстание, но «верхи» уже не боялись
царского контроля. Полковник был посажен в тюрьму – и через сутки выпушен, а 27
апреля 1682 года, «сей же час» по смерти Федора Алексеевича, на престол был
посажен малолетний Петр. Известие
о смерти Федора, «иже име леты довольны, и разум совершен, и бе милосерд», и
воцарении Петра, «иже млад сый и Российскаго царствия на управление не
доволен», означало для подданных, что бояре и приказные люди, «не имея над
собою довольнаго… правителя и от неправды воздержателя, яко волки имут нас,
бедных овец, по своей воли во свое насыщение и утешение пожирати». Это известие
означало также, что подданные «лучше избрали смерть, нежели бедственный живот»,
и что те, кто в эти дни беспечно плетет интриги во дворце, вскоре полетят на
копья и будут «в мелочь» изрублены восставшими. Восставшие,
на несколько месяцев захватившие власть в Москве и успевшие даже поставить
памятник своей победе над «изменниками‑боярами и думными людьми», исповедовали
в своем понимании те же идеи, что и царь Федор: общей правды, равного
правосудия, уважения государственных функций всех сословий и т. п. Поражение,
нанесенное им «мужеумной» царевной Софьей, на долгое время определило
трагическую судьбу русского либерализма. Царствование же Федора Алексеевича
было на столетия вычеркнуто из истории.
|
|