Меню сайта
|
Фёдор Алексеевич ч. 19Жизнь и смерть реформатора Активное
милосердие и неуклонное стремление опираться на национальные кадры составляют
заметное различие во взглядах Федора и Петра. Старший брат отнюдь не отторгал
иноземцев – именно в его царствование прославились, например, генерал‑майоры
Афанасий Трауернихт и Патрик Гордон, полковники Грант, Россворм и Верст,
западноевропейские инженеры, мастера, художники; даже авантюрист Франц Лефорт
нашел себе местечко на службе. Но их опыт и знания царь использовал для
обучения россиян, добиваясь, чтобы те превзошли учителей, как это стало с
первыми генералами. Было
у братьев и немало родственных черт: энергий, неспособность сидеть без дела,
стремление вмешиваться во все и вся, стиль указов, гипертрофированная склонность
к регламентации жизни подданных. Уже при венчании на царство Федор Алексеевич
велел всем явиться в золотой одежде, а ненарядно одетых – гнать в темный угол
между Столовой и Сборной палатами. В дальнейшем он беспрерывно распоряжался,
как должны выглядеть «золотчики», а в 1680 году издал роспись, в какие дни года
носить при дворе золотую, бархатную или шелковую одежду, причем нарушителей
гнали с церемоний. Наконец, в октябре 1681 года вместо старинной одежды
(ферязей, охабней, однорядок и т. п.) мужчинам и женщинам велено было носить
европейское короткое платье. Этот указ был быстро внедрен, поскольку в старой
одежде стрельцы не пускали в Кремль – а кто же хотел удалиться от двора! Царь
то запрещал являться в Кремль на извозчиках, то определял, сколько, кому и
когда впрягать лошадей в кареты и сани, то отговаривал младших придворных
сходить с лошадей и кланяться в землю перед боярами, то регламентировал дуэли
(искоренить их даже в Кремле он был не в силах), то серчал на толчею в Столовых
сенях, то измышлял правила прохода разных чинов во дворец… Федор
учредил под контролем приказа Каменных дел единые меры для кирпича и белого
камня, причем для проверки велел кирпичникам ставить на каждом десятом кирпиче
личное клеймо. Но если Петр при каждом удобном случае стремился заглянуть в
карман подданных, то Федор, указав строить в Китай‑городе только каменные
здания, выдал всем хозяевам десятилетнюю ссуду на строительство и многим
простил этот долг. В.Н.Татищев,
писавший уже в послепетровские времена о затеях Федора, видел в этих
невозвратных ссудах сплошное разорение казны, тогда как старший брат Петра
усматривал прибыль в увеличении зажиточности подданных, защите от пожаров,
возросшей красоте и величии своей столицы. Великолепием своего дворца и столицы
царь с успехом потрясал воображение иностранцев, что было немаловажно, так же
как и организованная им при своем венчании сакрализация самодержавной власти
(он даже миропомазался, вопреки традиции, в алтаре, как архиерей). Однако
Федор Алексеевич знал меру, как свидетельствует указ от 8 июня 1680 года,
интересно раскрывающий характер государя. Царь рассердился, узнав, что
придворные в челобитных стали уподоблять его Богу: «И то слово в челобитных
писать непристойно… а если кто впредь дерзнет так писать – и тем за то от него…
быть в великой опале!» Тут, вполне в духе Петра, мысль его перескочила на иную
тему: являются к нему во дворец из домов, где есть заразные больные, – сие есть
«безстрашная дерзость… и неостерегательство его, государева, здоровья». Лучше
бы поздравляли с праздником и здоровья желали, а не Богу уподобляли. Читатель
знает Петра I как жизнерадостного кутилу, а соцарствовавшего с ним Ивана – как
аскета‑богомольца. Федор сочетал в себе эти качества без крайностей. Он
неукоснительно исполнял царские обязанности на церковных церемониях, но мысли
его не всегда возносились при этом к небу. Мы помним, как на богомолье в
Соловецкой пустыни он развлекался стрельбой из лука. А в 1679 году на крестном
ходе он углядел в толпе зрителей девушку, был сражен наповал, но по привычке к
быстрым решениям реагировал мгновенно: шепнул постельничему И.М. Языкову
узнать, кто такова. Языков
проследил, разузнал и доложил: дочь смоленского шляхтича Агафья Симеоновна
Грушевская, живет в доме тетки, жены окольничего С.И. Заборовского. Царь Федор
послал Языкова в дом познакомиться с семьей поближе, а вскоре велел объявить
Заборовскому, «чтоб он ту свою племянницу хранил и без указа замуж не выдавал».
Намерение государя жениться вопреки вековечным правилам повергло родню в шок,
Милославский даже брякнул по‑русски прямо: «Мать ея и она в некоторых
непристойностях известны!» Федор
поверил, впал в тоску, кушать перестал, но преданные слуги уговорили его
проверить слова дяди. И.М. Языков и А.Т. Лихачев (воспитатель царевича Алексея
Алексеевича) поехали к Заборовскому и, ужасно смущаясь, вопросили «о состоянии»
невесты. Все «уставили бороды» и задумались, «как стыд о таком деле девице
говорить», однако Агафья Симеоновна вышла к гостям сама и сказала напрямик,
«чтоб оне о ея чести ни коего сомнения не имели и она их в том под потерянием
живота своего утверждает»!
|
|