Меню сайта
|
Иван Грозный ч. 31Антоний распространился об истории церкви, а в
особенности о флорентийском соборе, и заключил свою речь такими словами: «Если
ты, великий государь, вступишь с папой в соединение, то не только будешь
государем на прародительской отчине своей в Киеве, но и в царствующем граде
Константинополе; и папа, и цезарь, и все государи будут об этом
стараться». — «Не сойтись нам с тобою, — сказал на это Иван, —
наша вера христианская, а не греческая, была издавна сама по себе, а римская
сама по себе; греческой наша вера называется оттого, что пророк Давид за много
лет до Рождества Христова пророчествовал: от Ефиопии предварит рука ее к Богу,
а Ефиопия то место, что Византия, а Византия первое государство греческое
просияло в христианстве».
Показавши таким образом свою ученость, царь повторил,
что не хочет спорить о вере, дабы через то не сделалась рознь с папой и не
порвалась бы взаимная любовь между папой Григорием и московским государем.
Антоний уверял, что розни не будет, и просил государя
вести с ним прение о вере. Иван Васильевич сказал: «О больших делах мы с тобой
говорить не хотим, чтобы тебе не было досадно, а вот малое дело. У тебя борода
подсечена, а бороды подсекать и подбривать не велено ни попу, ни мирским людям.
Ты в римской вере поп, а бороду сечешь. Откуда это взял и по какому учению?» «Я
бороды не секу и не брею», — сказал Антоний. Иван продолжал: «Сказывал нам
наш паробок Шевригин, что папа Григорий сидит на престоле и носят его, и целуют
ногу; а на сапоге крест, а на кресте распятие. Прилично ли это?»
Поссевин распространялся о достоинстве и величии папы,
об особенной благодати над Римом, о которой свидетельствовало множество мощей в
этом городе; доказывал, что папа садится на престол не для гордости, а для благословения
многочисленного народа, что поклонение ему делается в воспоминание того, как в
древние времена народ падал к ногам апостолов, проповедывавших ему веру,
заключил, наконец, речь свою тем, что и государя следует величать, славить и
припадать к его ногам. С этими словами иезуит поклонился Ивану Васильевичу в
ноги.
Но Иван Васильевич на это сказал: «Нас, великих
государей, пригоже почитать по царскому величеству, а святителям надо смирение
показывать и не возноситься выше царей. Папа Григорий называется
сопрестольником Петру Апостолу, а по земле не ходит и велит себя на престоле
носить; значит — он хочет Христу подобиться! Папа не Христос, и престол, на чем
папу носят, не облако, и те, что носят его, не ангелы! Который папа поступает
по Христову учению и по апостольскому преданию, — тот сопрестольник великим
папам и апостолам; а который папа начнет жить не по Христову учению и не по апостольскому
преданию, — тот папа волк, а не пастырь».
«Если папа волк, а не пастырь, — сказал
Антоний, — то мне и говорить нечего; зачем же ты и посылал к нему о своих
делах? И ты, и его предшественники всегда называли его пастырем церкви».
Царь начинал сердиться. Зная его нрав, Поссевин и его
товарищи боялись, чтобы он не хватил кого-нибудь своим жезлом, и потому
Поссевин старался успокоить его льстивыми словами. Царь тогда сказал: «Вот я
говорил, что нам нельзя говорить о вере. Без раздорных слов не обойдется.
Оставим это».
4 марта, в воскресенье Великого поста, царь пригласил
Антония идти в церковь смотреть богослужение. Иезуит догадался, что царь это
делает для того, чтобы присутствие папского посла в церкви служило для народа
доказательством уважения иноверцев к русской вере. Антоний отвечал, что ему
известны обряды греческой церкви, а участвовать в них наравне с митрополитом он
не может до тех пор, пока митрополит не будет укреплен в вере тем, кто сидит на
престоле Петра, которому Господь сказал: утверждай братью свою. «Вы, — говорил
он, — упрекаете нас в том, что святой отец сидит на престоле, а у вас митрополит
моет себе руки, и этой водой люди окропляют себе глаза и другие части тела, и
перед вашими епископами кланяются в землю».
«Это вода, — отвечал царь, — знаменует
воскресение Христово».
Поссевин, однако, должен был из уважения к царю идти в
церковь, причем Иван сказал: «Смотри, чтобы за тобой лютеране не вошли».
«Мы с лютеранами общения не имеем», — отвечал
иезуит. Приблизившись к церкви, Антоний постарался тотчас улизнуть. Все думали,
что царь рассердится, но Иван Васильевич потер себе лоб и сказал: «Ну, пусть
делает как знает».
|
|