Меню сайта
|
Борис Годунов ч. 24И вот, в начале 1604 года, перехвачено было письмо,
писанное одним иноземцем из Нарвы: в этом письме было сказано, что явился сын
московского царя Ивана Васильевича, Димитрий, находится будто бы у казаков, и
московскую землю скоро постигнет большое потрясение. Вслед за тем пришли в Москву
люди, взятые в плен казаками под Саратовом и отпущенные на родину: они принесли
весть, что казаки грозят скоро прийти в Москву с царем Дмитрием Ивановичем.
Народ ожидал чего-то необычайного. Давно носились
рассказы о разных видениях и предзнаменованиях. Ужасные бури вырывали с корнем
деревья, опрокидывали колокольни. Там не ловилась рыба, тут не видно было птиц.
Женщины и домашние животные производили на свет уродов. В Москву забегали волки
и лисицы; на небе стали видеть по два солнца и по два месяца. Наконец, летом
1604 года явилась комета, и астролог немец предостерегал Бориса, что ему грозят
важные перемены.
Царь Борис, услышавши, что в Польше явился какой-то
человек, выдававший себя за Димитрия, начал с того, что под предлогом, что в
Литве свирепствует какое-то поветрие, велел учредить на литовской границе
крепкие заставы и не пропускать никого, ни из Литвы, ни в Литву, а внутри
государства умножил шпионов, которые всюду прислушивались: не говорит ли кто о
Димитрии, не ругает ли кто Бориса.
Обвиненным резали языки, сажали их на колья, жгли на
медленном огне и даже, по одному подозрению, засылали в Сибирь, где предавали
тюремному заключению. Борис становился недоступным, не показывался народу.
Просителей отгоняли пинками и толчками от дворцового крыльца, а начальные люди,
зная, что до царя на них не дойдут жалобы, безнаказанно совершали разные насильства
и увеличивали вражду народа к существующему правительству. Между тем в Москву
давали знать, что в польской Украине под знаменем Димитрия собирается ополчение
и со дня на день нужно ждать вторжения в московские пределы, а в июле посланник
немецкого императора сообщил от имени своего государя, по соседской дружбе, что
в Польше проявился Димитрий и надобно принимать против него меры.
Борис отвечал цесарскому посланнику, что Димитрия нет
на свете, а в Польше явился какой-то обманщик, и царь его не боится. Однако,
посоветовавшись с патриархом, царь находил, что нужно же объяснить и самим
себе, и народу, кто такой этот обманщик. Стали думать и придумали, что это,
должно быть, бежавший в 1602 году Григорий Отрепьев. Он был родом из галицких детей
боярских, постригся в Чудовом монастыре и был крестовым дьяком (секретарем) у
патриарха Иова.
Стали распространять исподволь в народе слух, что
явившийся в Польше обманщик — именно этот беглый Григорий Отрепьев, но не
решались еще огласить об этом во всеуслышание. В сентябре послали в Польшу
гонцом дядю Григория, Смирного-Отрепьева, и распространили в народе слух, что
его посылают для обличения племянника, но на самом деле послали его с грамотой
о пограничных недоразумениях и не дали никакого поручения о том человеке,
который назывался Димитрием.
Царь Борис, вероятно, рассчитывал, что лучше помедлить
с решительным заявлением об Отрепьеве, так как сам не был уверен в его
тождестве с названым Димитрием. Он приказал привезти мать Димитрия и тайно
допрашивал ее: жив ли ее сын или нет? «Я не знаю», — ответила Марфа. Тогда
царица, жена Бориса, пришла в такую ярость, что швырнула Марфе горящую свечу в
лицо. «Мне говорили, — сказала Марфа, — что сына моего тайно увезли
без моего ведома, а те, что так говорили, уже умерли».
|
|