Никола поднес Ивану кусок сырого мяса. «Я христианин,
и не ем мяса в пост», — сказал Иван. «Ты хуже делаешь, — сказал ему
Никола, — ты ешь человеческое мясо». По другим известиям, юродивый
предрекал ему беду, если он начнет свирепствовать во Пскове, и вслед за тем у
Ивана издох его любимый конь. Это так подействовало на царя, что он никого не
казнил, но все-таки ограбил церковную казну и частные имения жителей.
По возвращении Ивана в Москву заключено было, наконец,
перемирие с Литвою литовскими послами. Срок перемирия назначен был три года, и
в продолжение этого времени предполагали заключить окончательный мир. Один из
находившихся в этом посольстве описывает выходки московского
царя, подтверждающие наше убеждение, что он был тогда не в полном уме.
Так, например, когда послы шли к нему на аудиенцию,
государь стоял у окна с жезлом в руках, окруженный стрельцами, и громко
закричал: «Поляки, поляки, если не заключите со мною мира, прикажу всех вас
изрубить в куски». Взявши у одного из литовской свиты соболью шапку, он надел
ее на своего шута, приказывал ему кланяться по-польски, приказал изрубить
приведенных ему в подарок лошадей.
Послы были свидетелями, как он возвращался в Москву из
своего новгородского похода: он сидел на коне с луком за спиною, а к шее коня
была привязана собачья голова; возле него ехал шут на быке. Как бы желая
опохмелиться от новгородской крови, он, во время пребывания послов, топил татарских
пленников.
После новгородской бойни Ивану взбрело на ум, что в
Москве были соучастники новгородской измены. Он начал розыск. Уже, как мы
сказали, он ненавидел Вяземского и Басмановых. Первый был перед тем до того
любим царем, что Иван иногда ночью, вставши с постели, приходил к нему побеседовать,
а когда царь бывал болен, то от него только принимал лекарство.
Когда царь изменился к нему, человек,
облагодетельствованный Вяземским и порученный им царской милости, некто Федор
Ловчиков, донес на своего благодетеля, будто он предуведомил архиепископа
Пимена о грозившей Новгороду опасности от царя. Иван призвал к себе Вяземского,
говорил с ним очень ласково, а в это время по его приказанию были перебиты
домашние слуги Вяземского. Вяземский ничего не знал, воротившись домой, увидел
трупы своих служителей и не показал вида, чтоб это производило на него дурное
впечатление. Вслед за тем его схватили, засадили в тюрьму, убили нескольких его
родственников, а его самого подвергли пытке, допрашивая, где у него сокровища.
Вяземский отдал все, что награбил и нажил во времена
своего благополучия, кроме того, показал на многих богатых людей, что они ему
должны. Последние были ограблены царем. Вяземский умер в тюрьме, в невыносимых
муках. Другой любимец, Иван Басманов, вместе с сыном также подверглись обвинению.
Иван приказал сыну убить своего отца. К сыскному делу привлечено было множество
лиц и в том числе знатные государственные люди, думный дьяк Висковатый,
казначей Фуников, князь Петр Оболенский-Серебряный, Воронцов и другие.
25 июля на Красной площади поставлено было 18 виселиц
и разложены разные орудия казни: печи, сковороды, острые железные когти
(«кошки»), клещи, иглы, веревки для перетирания тела пополам, котлы с кипящей
водой, кнуты и пр. Народ, увидевши все эти приготовления, пришел в ужас и
бросился в беспамятстве бежать куда попало. Купцы побросали в отворенных лавках
товар и деньги.
Выехал царь с опричниками, за ними вели 300 человек
осужденных на казнь в ужасающем виде от следов пытки; они едва держались на
ногах. Площадь была совершенно пуста, как будто все вымерло. Царю не
понравилось это; царь разослал гонцов по всем улицам и велел кричать: «Идите
без страха, никому ничего не будет, царь обещает всем милость». Москвичи стали
выползать, кто с чердака, кто из погреба, и сходиться на площадь. «Праведно ли
я караю лютыми муками изменников? Отвечайте!» — закричал Иван народу. «Будь
здоров и благополучен! — закричал народ. — Преступникам и злодеям
достойная казнь!»