Меню сайта
|
Царь Алексей Михайлович и Патриарх Никон ч. 20Накануне великого поста 1653 г. Никон рассылает по
всем церквам «Память», специальный указ, в котором в директивной форме, без
объяснений предписывалось: «По преданию св. апостол не подобает в церкви
метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны» и «еще и тремя бы
персты есте крестилися». «Память» вызвала сначала замешательство, а потом и
открытый протест «провинциальных боголюбцев» и некоторых справщиков книг.
«Сердце озябло и ноги задрожали» не только у Аввакума и его товарищей, но и у
большинства священников и верующих России: нарушен был вековой обычай
перстосложения, ежедневно символизирующий причастность к христианству.
«Боголюбцы» подали челобитную царю с указанием никоновых «неправд». Алексей
Михайлович ответил молчанием, а Никон затаил месть до подходящего случая.
Таковой скоро представился в связи с обвинением протопопа Логгината «хуле на
иконы Спасителя, Богородицы и святых», заявившего, что «сам Спас и Богородица
честнее своих образов». Во время суда над Логгином за него вступился И.Неронов,
обвинивший патриарха и собор в преступной деятельности, за что был лишен священства
и сослан в Спасо-Каменский монастырь на Кубинское озеро. Аввакум попытался
занять место И.Неронова в Казанском соборе, но не был допущен в храм и со
своими сторонниками служил в амбаре. Логгин был расстрижен Никоном и сослан;
он, как и Даниил Костромской, отправленный в ссылку в Астрахань, был «заморен»
в земляной тюрьме. Расстрижению Аввакума помешал Алексей Михайлович, упросивший
Никона без судебного разбирательства сослать протопопа вместе с семьей в
Тобольск. Так скоро и решительно расправился патриарх со своими бывшими
соратниками и заложил основу оппозиции реформам церкви. Главная причина будущего
раскола заключалась не в торопливости и жестокости Никона — сами расколоучители
позднее требовали еще более решительных действий против никониан, — а в
изменении традиционного образа жизни и мышления. Царь молчал, пока Никон удалял с политической арены
противников прогреческого курса церковной и внешней политики. Приверженность
старообрядцев «русской старине», требование реформирования церкви по отечественным
книгам и образцам, презрение к «эллинской и латинской мудрости» и,
одновременно, похвальба своей простотой и «неученостью» отражали в основном
состояние и настроения общества, зачастую справедливо связывавшего любые
изменения в устоявшемся укладе жизни с ухудшением своего материального
положения. Идеализацию прошлого, свойственную обыденному сознанию, при
столкновении с трудностями настоящей жизни ревнители истинной веры «одели» в
религиозные одежды, скрепой которых стал древний обряд. Но именно обряд стал
первой жертвой реформаторских устремлений царя и патриарха, озаренных идеей о
мессианской роли России в православном мире и исполненных желанием
умиротворить общество с помощью духовного и светского единовластия. Против самовластия Никона из ссылки выступил И.Неронов,
требуя созыва полного собора для решения вопроса об исправлении обрядов. Он
настаивал, чтобы на соборе кроме архиереев были архимандриты, игумены и
простые попы. Такой собор был созван в 1654 г., и Никону удалось провести решение об
исправлении богослужебной литературы и обрядов по «старым харатейным русским и
греческим книгам». Было заявлено о согласии во всем московской церкви с греческой.
Сразу же после собора на Печатном дворе под руководством Никона начинается
издание литературы по греческим книгам, отпечатанным в Венецианской
типографии. Это дало повод старообрядцам обвинять Никона в «латинской ереси».
Новой жертвой Никона стал епископ Павел Коломенский, выступивший против отмены
16 земных поклонов на молитве Ефрема Сирина. Никон низложил Павла и сослал его
в Олонецкий край в заточение, где тот сошел с ума и погиб безвестно. Патриарх продолжал обращаться за советами к восточным
патриархам и получал подтверждения принятому им курсу по сближению с вселенским
православием. Только Константинопольский патриах Паисий предостерегал Никона
от чрезмерного увлечения обрядовыми исправлениями в противовес догматической
стороне, которая остается единой для всех православных церквей! Но рядом
находился антиохийский патриарх Макарий, который своим авторитетом
санкционировал разрушительные действия Никона: утверждение трехперстного
знамения, отмену земных поклонов, изъятие из боярских домов икон «франкского»
(западноевропейского) письма и публичное уничтожение их в Успенском соборе.
Трудно было противостоять желанию всесильного патриарха, от казны которого
зависело благосостояние восточных просителей милостыни. Русские архипастыри, напуганные
расправами Никона над непокорными священниками, молчаливо соглашались с
нововведениями патриарха, следуя примеру самого царя. В 1654
г., после решения Земского собора 1653 г., Россия вступила в
войну с Польшей, и Алексей Михайлович отправился с войском в Белоруссию. Никон
из патриаршей казны выделил 10 тысяч рублей, лошадей и подводы для армии. На время
отсутствия царя он был назначен регентом государства, и ему подчинялась
Боярская дума. Самовластие Никона достигло апогея. На практике/осуществлялся
принцип контроля церковной власти над гражданской. Патриарх вел заседания
Боярской думы, заслушивал доклады приказных судей, контролировал работу
приказной администрации й при этом высокомерно относился к нерадивым боярам.
Пат-риаршьи стольники и приказчики не только задирали московских служителей
культа, но и высокомерно обращались с дворянами. Действия Никона, и раньше
беспокоившие бояр, заставили соперничавшие группировки господствующего класса
забыть о распрях и объединиться в борьбе с громадной властью
патриарха-выскочки. Этому способствовал факт отсутствия царя в столице,
«выпавшего» на длительное время из-под влияния патриарха. Алексей Михайлович
вновь оказался в окружении А.Н.Трубецкого, Н.И. Одоевского, Ю.Долгорукого и
других представителей войска, которые не преминули воспользоваться
возможностью очернить патриарха в глазах царя. Хотя Никон, оставаясь в Москве, прекрасно справлялся с
государственными и семейными делами, ропот недовольства самовластными замашками
патриарха доходил до слуха Алексея Михайловича. Успехи польской кампании, когда
была отвоевана вся Белоруссия и часть Литвы, укрепляли веру царя в собственные
силы. С другой стороны, действия патриарха в церковной сфере не приносили
желаемого результата: в стране нарастало сопротивление церковной реформе.
Вместо умиротворения общества нарастала угроза раскола его на две части. В то
же время расширялась база социальной опоры самодержавия. Процесс слияния двух
форм собственности феодалов и выравнивание их прав на монопольное владение
крепостными крестьянами снимали противоречия между родовитой аристократией и
дворянством. Теократические замашки Никона создавали угрозу полною отстранения
феодалов от управления государством, что обусловило объединение враждующих
группировок вокруг царя. Закрепощение крестьян и консолидация класса-сословия
дворянства предоставляли возможность царской власти, не прибегая к поддержке
сословных институтов, опираться на мощь господствующего класса в виде
дворянских совещаний. Отстранение Алексея Михайловича от церковных дел
позволило царской власти всю вину за ошибки в церковной реформе переложить на
плечи патриарха и сохранить видимость ущемленной стороны. Никон сделал свое
дело и должен был уйти. Во время военной кампании возник «Приказ тайных дел»,
лично подчиненный царю, в сферу деятельности которого входил контроль за всей
приказной системой. Так, на смену сословно-представительной монархии шел
абсолютизм, последним противником которого после окончания созыва Земских
соборов оставался патриарх с его громадными земельными владениями, собственной
приказной администрацией, претензиями на право «вязать и запрещать» не только
церковных иерархов, но и светские власти, включая и самого царя.
|
|