Меню сайта
|
Михаил Федорович ч. 17Поляки
выдвинули русским послам новые условия: дать вольную дорогу мимо Брянска между
городами, которые Россия уступала Речи Посполитой по Деулинскому перемирию. О
том они сразу же сообщили Филарету. Истомленный ожиданиями и оттяжками,
митрополит даже заплакал: –
Велел бы мне Бог видеть сына моего, великого государя царя, и всех православных
христиан в Московском государстве! Посланцы
поляков говорили русским представителям: –
Ваши же про вас говорят, что есть между вами и такие люди, которые не хотят
преосвященного митрополита на Московском государстве видеть; потому и доброго
дела не делаете, хотите того, чтоб митрополита Филарета Никитича повезли назад. –
Эти речи, – возмущались боярин Шереметев и другие послы, – говорите вы не от
себя, а по вымыслу своих великих послов. А если такие речи вы затеваете от
себя, то нам, великим боярам, не только от вас, но и послов ваших слышать этого
не годится. Вам бы пригоже говорить по своей мере. А у нас на Москве ни в каком
чине нет таких людей, кто бы не хотел великого государя преосвященного
митрополита Филарета Никитича. Несмотря
на угрозы и задирки поляков, вскоре, 1 июня, поздно вечером состоялся обмен
пленными. Боярин М.Б. Шеин, тоже в числе пленных, сумел сообщить послам, что
литовцы готовят нарушение договора о перемирии и размене пленными. Послы
ускорили ход дела – на реке Поляновке состоялся обмен Филарета и других
московских людей на полковника Струся, взятого в плен при освобождении Москвы
Вторым ополчением, и его сотоварищей. Когда
Филарет дошел по мосту до послов, вперед выступил Шереметев: –
Государь Михаил Федорович велел тебе челом ударить, велел вас о здоровье
спросить. А про свое велел сказать, что вашими и материнскими молитвами
здравствует; только оскорблялся тем, что ваших отеческих святительских очей
много время не сподоблялся видеть. Потом
Шереметев передал слова («правил челобитье») инокини Марфы. Филарет, в свою
очередь, спрашивал о здоровье сына‑царя; благословил главного посла, спросил о
его здоровье. Князь Д. Мезецкий говорил челобитье от бояр и всего государства,
которое «вам, великому государю, челом бьет и вашего государского прихода
ожидает с великою радостью». Удостоили
чести боярина Шеина, героя смоленской обороны: «от государя» его спрашивал о
здоровье окольничий А.В. Измайлов. Наконец, дьяк И. Болотников спрашивал о здоровье
думного дьяка Т. Луговского и дворян. Второго июня в Можайске царского родителя
встречали Иосиф, митрополит рязанский, князь Д.М. Пожарский и иные. И
так на всем пути следования к Москве: в Саввино‑Сторожевском монастыре под
Звенигородом; селе Никольском на Песках, в десяти верстах от города; у реки
Ходынки. Четырнадцатого июня у реки Пресни его встречал царь Михаил Федорович –
поклонился ему в ноги; то же сделал митрополит перед сыном. Оба
прослезились и долго не могли подняться с земли, вымолвить слово от волнения.
Наконец Филарет Никитич сел в сани, а сын вместе с народом пешком шел впереди.
За санями шествовали Шереметев с товарищами. По
прибытии в столицу, полторы недели спустя, иерусалимский патриарх Феофан,
прибывший в Россию за милостыней, и русские иерархи предложили Филарету
патриарший престол – «он достоин такого сана, особенно же потому, что он был
царский отец по плоти; да будет царствию помогатель и строитель, сирым защитник
и обидимым предстатель». Последовали
отказы, необходимые по церемониалу, и наконец Филарет согласился. Как и царь,
он носил теперь титул «великого государя». Началось двоевластие – молодого царя
и умудренного жизнью, опытом патриарха Московского и всея Руси, двух «великих
государей», как их именовали официальные грамоты. В управлении государством
вместе с ними участвовали Боярская дума и Земский собор. Власть
царя Михаила, по словам Ключевского, «составлялась из двух параллельных
двусмыслиц: по происхождению она была наследственно‑избирательной, по составу –
ограниченно‑самодержавной». А установление с 1619 года двоевластия – «сделкой
семейных понятий и политических соображений». Вопрос
о том, кто выше в этой двоице «великих государей: сын‑царь или отец‑патриарх, –
решался, так сказать, в духе евангельском (вспомним раздельную едино‑сущую
Троицу): «Каков он, государь, – сказано во время одного местнического спора, –
таков же и отец его государев; их государское величество нераздельно». Царь
Михаил принял власть из рук избравшего его Земского собора и в то же время,
согласно официальному утверждению, – по наследству (от царя Федора), хотя и без
завещания. Прецеденты избрания уже имелись – так взошли на престол Федор
Иванович и Борис Годунов. Характерно, что царь Михаил в конце жизни передал
власть сыну Алексею тоже по наследству, без завещания, что и подтвердилось
избранием Земского собора. Современники
сообщают, что «великие государи» вместе выслушивали доклады по делам, выносили
по ним решения, принимали послов, давали двойные грамоты, двойные дары. До
приезда Филарета молодым и неопытным, тихим и мягким Михаилом вертели, как
хотели, бояре‑советники, часто люди малосведущие в делах управления, но
агрессивно‑эгоистичные и властолюбивые. С появлением царского отца некоторым из
них пришлось уйти в тень. Царский
родитель, в отличие от сына, имел нрав гордый, крутой, властный. Неудивительно,
что польские послы, знавшие о том, интриговали, пытались внести разлад между
русскими послами накануне Деулинского перемирия, использовать слухи, разговоры
о каких‑то московских боярах, не хотевших возвращения Филарета из плена.
|
|