Меню сайта
|
Патриарх Филарет ч. 3В официальных источниках говорится, что Михаил Васильевич
Шуйский разбил литов и отполонил Филарета. Однако эта версия противоречит
«Хронике» Конрада Буссова, согласно которой, после бегства Дмитрия II патриарх
Филарет Никитич собрал собор и совет, решивший не переходить ни к польскому
королю, ни к Шуйскому. Вместе с тем к Сигизмунду III было отправлено
посольство, которое предстало перед ним 31 января 1610 г. Должного внимания им
оказано не было, и в марте 1610
г. гетман Рожинский доносил королю, что патриарх Филарет
оскорблен отношением Сигизмунда III к его посланникам. В разрядных записях Смутного времени прямо сказано,
что 4 мая 1610 г.
князь Тимофей Иванович Оболенский «Литву побил, Филарета полонил и многих
изменников поймал». В результате такого развития событий Филарет Никитич
возвращается в Москву, где сразу же активно включается в заговор против Василия
Шуйского. Вряд ли стоит выделять, как это делает Г.В.Абрамович, три лагеря
заговорщиков — князя Василия Голицына, Филарета Романова и сторонников
призвания королевича Владислава во главе с М.Г.Салтыковым. Все они действовали заодно, и идейным руководителем
скорее всего был будущий патриарх. 17 июля 1610 г. правительство
Шуйского было отстранено от власти, а сам он пострижен в монахи и заточен в
Чудовом монастыре. Такое быстрое пострижение было вызвано еще и тем, что
патриарх Гермоген призывал народ одуматься и восстановить Василия Шуйского.
Именно поэтому глава русской церкви так и не признал насильственного
пострижения бывшего государя. Патриарх Гермоген резко выступил против призвания
королевича Владислава на русский престол, видя в этом угрозу православию и
независимости государства. Прямо противоположной была позиция Филарета, с Тушинского
лагеря поддерживающего идею обращения к польскому королю. Патриарх Гермоген даже предлагал возвести на престол
сына Филарета, Михаила, желая успокоить Романовых и найти в них опору, но
Филарета Никитича в тот период этот вариант не устраивал. Это скорее всего
связано с системой обязательств ограничительных договоров, сложившихся при Борисе
Годунове, Лжедмитрии I и Василии Шуйском. Михаил получил бы власть в урезанном
виде, а сам Филарет при жизни Гермогена не мог претендовать на высший
церковный пост и должен был, уже побывав патриархом в Тушино, оставаться на
вторых ролях. Давление бояр на патриарха Гермогена привело к ожидаемому
Филаретом результату. К Сигизмунду III было решено послать Великое посольство
для выработки условий воцарения Владислава и с сообщением о присяге
королевичу. Причем гетман Жолковский желал видеть Филарета Никитича среди
представителей духовенства в посольстве, надеясь на его покладистость. Но эти надежды не оправдались. Филарет соглашался на
перекрестившегося Владислава, не имевшего в Москве никакой опоры и поддержки,
но никак не мог поддержать в ущерб своим интересам кандидатуру самого
Сигизмунда III. Владислав, связанный условиями национального характера, и
прежде всего принятием православной веры, должен был стать пешкой в руках ловкого
политика. Косвенным доказательством этого служит письмо,
зачитанное Ф.И.Шереметьевым на соборе 1613 г., в котором Филарет якобы требует от
бояр ограничить царскую власть. Возможно, Филарет действительно настаивал на
этом, но только в случае избрания любого другого претендента кроме его сына. В декабре 1610 г. Великое посольство распалось, договоренность
не была достигнута, и послы начали покидать лагерь Сигизмунда III. Келарь
Троице-Сергиева монастыря Авраам Палицын отъехал, даже не повидавшись с
Филаретом. Возможно, на это были свои причины: будучи сторонником Гермогена,
келарь мог противиться избранию Владислава и при первой возможности, увидев
неудачу посольства, с радостью покинул его. Лишь князь Голицын и Филарет, возглавлявшие
посольство, были отправлены в Польшу. Существует версия, что Филарет терпел нужду и гонения
в плену, но сохранились некоторые документы, проливающие свет на этот период
его жизни. Прежде всего это расспросные речи атаманов Федора Кочна и Ивана
Фомина, прибывших из-под Смоленска, от 20 марта 1614 г., в которых
говорится, что «митрополиту Филарету и князю Василию Голицыну ныне в Польше от
короля честь великая, а где они, того не упомнят». Но уже 26 марта из отписки воевод с расспросной речи
языков следует, что они находятся в Орше. Наибольший же интерес представляет
отписка с расспросными речами от 27 апреля 1614 г., согласно которой
Филарет, Голицын и дворяне не только «при Короле на сейме в Варшаве были, ныне
там, здоровы и честь им, у королевича бывают у стола», но и не согласились на
размен их на Струся с товарищами, так как они не пленные, а послы. О тайной связи Филарета с Москвой свидетельствует сам
факт его переписки с Ф.И.Шереметевым, родственником Романовых, возглавлявшим
сторонников Михаила на соборе 1613
г. При встрече с Желябужским, послом из Москвы,
прибывшим с известием об избрании Михаила Романова, Филарет демонстрирует
полное «незнание» и даже осуждение решения Земского собора, но связано это
прежде всего с желанием обезопасить себя от обвинений со стороны поляков в
двойной игре и вовсе не отражает действительного отношения «пленника». Ясно, что Филарет уже не хочет быть патриархом при
Владиславе, как, видимо, было согласовано ранее. До воцарения Михаила
Федоровича Филарет добивался Владислава, стремясь сделать его марионеткой в
своих руках, но перспектива быть еще и отцом государя, посадить на престол
Романовский род, устраивала его больше. 21 февраля 1613 г. Земский собор
выборных людей от всей земли избрал царем Михаила Федоровича Романова. Эта кандидатура прошла с подачи дворянства и казаков,
поддержавших Романовых благодаря тушинскому периоду патриаршества Филарета. Но
и боярские круги устраивал малолетний царь, готовый подчиниться в отсутствие
отца их воле. Именно они и не хотели скорого возвращения Филарета, надеясь
сохранить за собой всю полноту власти. Вопрос об ограничительной записи остается открытым,
но, проанализировав события, предшествовавшие избранию Михаила Федоровича, и последующие годы правления, можно
прийти к выводу, что определенный договор безусловно существовал. И хотя не
известно, закрепили ли его письменно или ограничились крестоцелованием, но
троектратное обращение к инокине Марфе, отказывавшей сыну в благословении, не
просто дань сформировавшейся традиции, и уж, конечно, причина этого не в
боязни Марфы за своего мужа, находящегося в плену у поляков.
|
|