Меню сайта
|
Адашев и Сильвестр ч. 8Алексей Адашев имел самое непосредственное отношение к
восточной политике Москвы в вопросах военных и дипломатических. Многие
тонкости ее он познал едва ли не с детства, когда его отец выполнял
ответственные дипломатические поручения (в поездке к султану в конце 30-х
годов с отцом был и сын Алексей). И неудивительно, что он был в числе тех (или
возглавлял тех), кто на очередь ставил борьбу с Крымом. Крым оставался последним осколком паразитарного государства
Золотой Орды. Именно Крым поставлял рабов на невольничьи рынки Турции, именно
набеги крымцев не позволяли осваивать плодороднейшие земли между Окой и Черным
морем. Главная сложность заключалась в том, что за Крымом стояла Турция,
вассалом которой признавали себя крымские ханы. Но в борьбе с Крымом и Турцией
Россию готовы были поддержать многие народы Северного Кавказа, в том числе
мусульманские. Даже и среди остатков ханских татарских династий находились
союзники (правда, ненадежные). Для многих же других народов освобождение от
ига потомков золотоордынских ханов означало реальное освобождение от внешнего
гнета. Но события в Москве приняли иной оборот, и решение «восточного вопроса»
отодвинется на XV—XIX вв. По договору России с Ливонским орденом (1503 г.) Ливония должна
была выплачивать дань за город Юрьев, некогда построенный Ярославом Мудрым. (О
договоре 1210 г.,
по которому за полоцкими князьями признается право на дань с территории ливов,
и более ранних временах в Москве XV—XVI вв., видимо, не помнили.) В 1557 г. Орден объявил об
отказе впредь выплачивать дань. Встал вопрос о том, как реагировать на эту
акцию. Адашев и Сильвестр полагали, что важнее было завершить «дело с
татарами»; И. Висковатый настаивал на мире с Крымом и на войне с Ливонией.
Разногласия, в прошлом носившие главным образом личный характер, теперь становились
государственными. 1557 год в итоге оказался самым важным и ответственным
в выборе пути (в конечном счете, не только для внешней политики, но и для
перспектив всего государственного строения). Неудача Ливонской войны,
бессмысленный террор, разорение собственной страны — факторы сами по себе
наглядные, но недостаточные для оценки происшедшего. Да и в литературе можно
встретить объяснение этих неудач действиями Адашева и Сильвестра. Обычные соображения о крайней необходимости «выхода к
морю» с большими оговорками можно проецировать на XVI столетие. Даже во второй
половине XVIII в. Н.И.Новиков имел все основания высмеивать использование этого
«выхода» (получение из-за моря шпаг, карт и пудры). Возвращение к Черному
морю, на Дон и Кубань — было ли это по силам России? («Пятигорских славян» на
Северном Кавказе называл в начале XVI в. С. Герберштейн; они пережили там и
хазарское, и половецкое, и татаро-монгольское завоевания.) Дело, разумеется,
не в Крыме, а в стоявшей за ним Турции. Крым сам по себе был слабее, чем
Казань. Он не мог ничего поделать с набиравшим силу казачеством, а кавказские
и закавказские народы явно предпочитали Россию Турции. И в Европе многие были
заинтересованы в союзе с Россией против турецкой угрозы. Но мир с Польшей,
Литвой и Орденом в этой ситуации потребовал бы каких-то уступок. Иван Грозный выбрал наихудший из возможных вариант: и
тот, и другой. И сам этот выбор свидетельствовал о том, что чувство реальности
было им утеряно. И такой результат также был закономерен. Показательно, что в посланиях Курбскому царь говорит
не о каких-либо просчетах своих ближайших советников, а о том, что они ему
докучали своими советами. Особенно его раздражал Сильвестр, который продолжал
учить царя «благонравию», вторгаясь в самые интимные сферы (не только что есть
и пить). А царю уже 27, и сдерживать себя в духе «Домостроя» ему давно надоело. Устал царь и оттого, что государство строилось его именем,
но фактически без его участия. Реформаторы же вынуждены были каждый шаг,
укреплявший державу, освещать титулом самодержца. И уже этим самым неизбежно
толкали его на отмену статьи 98 Судебника, да и всего Судебника. А недовольных в высших сферах было, конечно, предостаточно.
Было на кого опереться в реализации принципа: «жаловать вольны, казнить вольны
же». Гармония сословий и территорий, державшаяся самоотверженностью и авторитетом
нескольких лиц, рассыпалась, поскольку держалась не законом и традицией, а
искусственно созданным авторитетом монарха. Ливонская война началась довольно успешно. Но дело
было не в Ливонии, а в позиции Польши, Литвы, Швеции, Дании, Рима, да и того же
Крыма. Висковатый, конечно, не был изменником, как решил Иван Грозный уже в
годы опричнины, но и к «умным советникам» его тоже не отнести хотя бы потому,
что действительно умных он всемерно старался скомпрометировать. В 1559
г. с Ливонией при посредстве Дании было заключено
перемирие на полгода. Адашев был сторонником и перемирия, и активизации
действий на крымском фронте, поскольку в результате мора в Крыму пали все
лошади. Но дело свелось к отправлению в низовья Днепра небольшого отряда во
главе с Данилой Адашевым. Курбский позднее будет упрекать царя, что
благоприятный момент был упущен. Царь будет обвинять Адашева: уговорил
согласиться на перемирие. В конце 1559
г. произошла открытая ссора царя с Сильвестром. Похоже,
она была связана с болезнью Анастасии, которой приходилось сопровождать царя в
его «поездах» и по монастырям, и на потехи, причем с малолетними детьми.
Сильвестр ушел в Кириллов монастырь. Подвергнут опале был и Адашев, которого
сослали в Юрьев. Курбский в «Истории» отмечает, что, будучи в Ливонии, Адашев
умел расположить к себе и города, и народы, так что они сами готовы были пойти
«под руку» московского царя. Ранее та же политика была испытана и в Поволжье.
Для России она стоила недешево: приходилось отнимать у себя, чтобы передать другим.
И все же дешевле, чем при лобовом пробивании «окна в Европу». В 1560
г. умерла Анастасия. В том же году умер в Юрьеве и
Адашев. Закончился один из самых созидательных периодов в русской истории.
Начинался один из самых разрушительных.
|
|