Меню сайта
|
Софья Алексеевна ч. 13Власть и политика Поход
1687 года, когда главная русско‑украинская армия повернула назад из выжженных
крымчаками степей, был воспринят в России как поражение Голицына. Между тем в
ходе его командующий обнаружил, что украинский гетман Иван Самойлович,
одержимый идеей борьбы с поляками сознательно препятствует наступлению на Крым.
Прилетевший из Москвы на перекладных Шакловитый действовал блестяще: вскоре
Самойлович уже спасался от возмущенных казаков в лагере Голицына и был преспокойно
арестован, а на его место выбран верный идее борьбы с Крымом Мазепа (не
простивший позже Петру предательства интересов Украины). Дворянство
в армии, которая вместо лихого налета на крымские владения была занята в
знойной степи тяжелыми земляными работами, проклинало своего военачальника;
враги Голицына в Москве распространяли слухи об огромных потерях и чуть ли
(согласно предсказанию патриарха) не поражении русских сил. Да, главное войско
ничего не приобрело, кроме мозолей, но Россия в составе Священной лиги добилась
крупной победы над врагом. При
одном известии о выступлении российской армии в Стамбуле началась паника. Крики
«Русские идут!» заставили султана бежать в Азию, фанатики бросалась с
минаретов, чтобы не сдаваться гяурам. Между тем русско‑украинский корпус во
главе с воеводой Леонтием Романовичем Неплюевым и непобедимым генералом
Григорием Ивановичем Косаговым отвоевывал Днепр, снося на своем пути крепости
Шах‑Кермен, Ислам‑Кермен, Изюм‑Кермен и приближаясь к Очакову. Белгородская
орда, недавно разгромившая короля Яна Собеского в Молдавии, на свою беду
заступила путь драгунам Косагова: вскоре ее остатки уже прятались в буераках.
Турки, оставившие собранную уже в поход армию для защиты Стамбула, вынуждены
были снять гарнизоны из Мореи и Греции и на кораблях Средиземноморского флота
перебросить вместе с гвардией в устье Днепра. Но было поздно. Матросы двух
флотов и янычары увидали лишь развалины Очакова и не вняли обращенному к ним
призыву Косагова «на берег сойти» – только ругались «по‑янычарски». В
войне наступил перелом. Австрийцы взяли Будин, поляки наступали в Молдавии и
Валахии, венецианцы почти без боя овладели Мореей… Но дела обстояли хуже, чем
хотелось бы Голицыну. Приторные благодарственные грамоты из Вены и Венеции
показывали, что, удовлетворив свои основные притязания, союзники готовы забыть
о Священной лиге и обратить взоры к конфликтам на Западе, особенно к опасному
усилению Франции. Поляки не скрывали реваншистских настроений и в разгар боев
уверяли Европу, будто Россия не выступила и вообще сговаривается с татарами
напасть на Польшу. Чтобы
сохранить Лигу, открыто действовали русские посольства в Париже, Лондоне,
Мадриде, Берлине, Флоренции, Амстердаме, Копенгагене и Стокгольме; используя
данные разведки, русские послы и посланники срывали сепаратные переговоры с
турками в Вене и Венеции; сильная агентура действовала в Польше. В
самого начала похода Голицын широко использовал дипломатические каналы и
особенно газеты для выгодного освещения событий, допустив корреспондентов не
только в Москву, но и – вопреки обыкновению – в собственную ставку. Сразу после
возвращения войск через нидерландского резидента Иоганна фон Келлера в
Амстердаме было распространено на латинском, немецком и французском языках
публицистическое «Сказание» о роли России в Священной лиге и официальных планах
дальнейшей войны, разосланное затем по главным столицам Европы. Роль
России перед союзниками была выполнена – крымский хан, озабоченный
исключительно защитой своих владений, не мог более помогать туркам на западных
фронтах. Решительное наступление на крымские и османские владения могло
оттянуть на Россию основные силы неприятеля и позволить союзникам удачно
выскользнуть из войны. Но именно решительной битвы с «агарянами» хотели русские
и украинские войска, хотел двор, хотели многие слои населения, хотел в глубине
души и сам Голицын.
|
|