Четверг, 02.05.2024, 17:39
История Московского царства
в лицах и биографиях
|
Меню сайта
|
Иван Грозный ч. 10С этими словами он вонзил нож в сердце боярина и
приказал умертвить его престарелую жену. Вслед за тем Иван приказал замучить
многих знатных лиц, обвиненных в соумышлении с конюшим. Тогда погибли князья
Куракин-Булгаков, Дмитрий Ряполовский, трое князей Ростовских, Петр Щенятев, Турунтай-Пронский,
казначей Тютин, думный дьяк Казарин-Дубровский и много других. По приказанию
царя, опричники хватали жен опальных людей, насиловали их, некоторых приводили
к царю, врывались в вотчины, жгли дома, мучили, убивали крестьян, раздевали
донага девушек и в поругание заставляли их ловить кур, а потом стреляли в них.
Тогда многие женщины от стыда сами лишали себя жизни.
Земщина представляла собой как бы чужую покоренную
страну, преданную произволу завоевателей, но в то же время Иван допускал
поразительную непоследовательность и противоречие, вообще отличавшее его
характер и соответствовавшее нездоровому состоянию души. Ту же Земщину, в
которой он на каждом шагу видел себе изменника, царь собирал для совещания о
важнейших политических делах.
В 1566 году, по поводу литовских предложений о перемирии,
царь Иван созвал земских людей разных званий и предложил им, главным образом,
на обсуждение вопрос: уступать ли, по предложению Сигизмунда-Августа, Литве
некоторые города и левый берег Двины, оставивши за собою город Полоцк на правой
стороне этой реки? Мнения отбирались по сословиям.
Сначала подали свой голос духовные, начиная с
новгородского архиепископа Пимена, три архиепископа, шесть епископов и
несколько архимандритов, игуменов и старцев, потом — бояре, окольничьи,
казначеи, печатник и дьяки, всего 29 человек; из них печатник Висковатый
подавал особое мнение, впрочем, в сущности схожее в главном с остальными, за
ними 193 человека дворян, разделенных на первую и вторую статью; за ними особо
несколько торопецких и луцких помещиков, потом 31 человек дьяков и приказных
людей, и наконец, торговые люди, из которых отмечено 12 гостей, 40 торговых
людей и несколько смольнян, спрошенных особо, вероятно, по причине их близости
к границе.
Все они говорили в одном смысле: не отдавать ливонских
городов и земли на правом берегу Двины, принадлежавшей Полоцку, но, в сущности,
предоставляли государю поступить по своему усмотрению («ведает Бог да государь:
как ему, государю, угодно, так и нам, холопем его»). В заключение все должны
были целовать крест на том, чтобы служить царю, его детям и их землям, кто во
что приходится, и стоять против государевых недругов.
Дума эта, как нам кажется, была плодом
подозрительности Ивана; везде видел он тайных изменников, мерещились ему тайные
доброжелатели Литвы, и он пытался этим путем как-нибудь отыскать их по их
словам, если кто нечаянно проговорится, иначе трудно объяснить совещание с
народом того царя, который предал уже этот народ своей опале. По крайней мере,
нельзя предполагать, чтобы на соборе этом была одна Опричнина без Земщины.
Созванные говорили то, что, по их соображению, было угодно Ивану.
Замечательно, что во время сумасбродства московского
царя в соседней стране, в Швеции, царствовал также полупомешанный сын
Густава-Вазы, Эрик. Из страха за престол, он засадил в тюрьму брата своего
Иоанна, женатого на той самой польской принцессе Екатерине, за которую некогда
сватался московский царь. Иван не мог забыть своего неудачного сватовства;
неуспех свой он считал личным оскорблением.
Он сошелся с Эриком, уступал ему навеки Эстонию с
Ревелем, обещал помогать против Сигизмунда и доставить выгодный мир с Данией и
Ганзою, лишь бы только Эрик выдал ему свою невестку Екатерину. Эрик согласился,
и в Стокгольм приехал боярин Воронцов с товарищами, а другие бояре готовились
уже принимать Екатерину на границе. Но члены государственного совета в Швеции
целый год не допускали русских до разговора с Эриком и представляли им
невозможность исполнить такое беззаконное дело: наконец, в сентябре 1568 года —
низложили с престола своего сумасшедшего тирана, возвели брата его Иоанна.
Русские послы, задержанные еще несколько месяцев в
Швеции, как бы в неволе, со стыдом вернулись домой. Иван был вне себя от ярости
и намеревался мстить шведам; а чтобы развязать себе руки со стороны Польши, он
решился на перемирие с Сигизмундом-Августом, тем более, что война с Литвою
велась до крайности лениво и русские не имели никаких успехов. Иван на этот раз
сделал первый шаг к примирению, выпустил из тюрьмы польского посланника,
которого задержал прежде, вопреки народным правам, и, отправляя в Польшу своих
гонцов, приказал им обращаться там вежливо, а не так грубо, как бывало прежде.
|
|