П. Н. Павлов убедился, что в пушном промысле, наиболее
привлекавшем служилых, была занята меньшая их часть. «Большинство служилых
людей,— заключает исследователь,— даже в восточных уездах совсем не участвовало
в промысле и перекупке пушнины».
В Березове и Сургуте, как полагает Н. А. Миненко,
деятельность казаков, связанная с «мастерствами», носила нерегулярный характер.
Характерно, что при сборе «десятой деньги» в 1703 г. сургутские служилые
облагались не по «торгам и промыслам» (которых просто не оказалось), а по
«пожиткам» (в большинстве случаев, кстати, не превышавшим рубля).
Особая позиция по этому вопросу выявилась у известного
исследователя арктического судоходства и русских географических открытий XVII
в. М. И. Белова. В своем кратком очерке «Тазовские стрельцы» в коллективной
монографии, подводящей итог многолетнего (прежде всего археологического)
изучения заполярного сибирского города Мангазеи, М. И. Белов пришел к
заключению о тесной связи мангазейских стрельцов с посадскими людьми.
Ее наличие он обосновал фактами привлечения стрельцов
наряду с «жилецкими» и «торговыми» людьми к работам по строительству казенных
зданий (гостиного, воеводского дворов, съезжей избы и т. д.), а также
факторами, имевшими, по его мнению, общерусский характер.
Ссылаясь на упомянутую выше работу Н. И. Павлицкой, М.
И. Белов утверждал, что в 30—70-х гг. XVII в. московские стрельцы «по существу
превратились в ремесленников». «Таким образом,— заключает исследователь,— из
военной организации стрельцы превратились в почти гражданскую, близкую к
посаду и отстаивающую его интересы... Подобный же процесс срастания стрельцов с
посадом отмечен и в Мангазее».
В обосновании своей точки зрения М. И. Белов не пошел
далее отдельных «примеров участия» стрельцов в торговле и промыслах. Но даже
если они и были действительно «довольно часты» (что, однако, совсем не вытекает
из исследования), их еще никак нельзя считать доказательством постоянного и
массового участия мангазейских стрельцов в торговле и ремесленном
производстве. Тут необходимы дополнительные изыскания с обязательным
привлечением источников статистического характера.
Как бы в итоге ни решился вопрос о степени вовлечения
служилых людей Мангазеи в торги и промыслы, совершенно очевидно, что чаще всего
в Сибири мы получаем картину, близкую той, какую дал на основании стрелецких
«сказок» С. Л. Марголин в отношении ряда городов Европейской России: Гдова,
Опочки, Ладоги, Изборска, Твери, а также таких крупных военных центров, как
Новгород и Псков. Но не только.
Аналогичная ситуация отмечена и применительно к
некоторым городам Поволжья и юга России. Например, в Казани XVI в. ремеслом
было занято 13% стрельцов, а торговлей — 7%; в Туле, по данным В. А.
Александрова, «торгово-ремесленной деятельностью занималась лишь пятая часть
стрельцов»; в Смоленске в 1609
г., как сообщает Д. П. Маковский, из 200 указанных в
списках приказной избы стрельцов ремесленников было 45.
|