«Человек с сильной волей и характером» (вспомним И. И. Смирнова) в беседе с Н. К. Черкасовым и Эйзенштейном 24 февраля 1947 г. был назван Сталиным «великим и мудрым правителем», единственная ошибка которого состояла в том, что он был непоследователен (не ликвидировал оставшиеся пять семейств феодалов) и тем самым не довел до конца борьбу с ними.
В том же 1947 г. формула централизации была дополнена указанием о роли Москвы — «основы объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, единым руководством». Это высказывание легло в основу статьи Бахрушина о Москве Ивана Грозного.
После 1946 г. «грозненская вакханалия» пошла на убыль. «По просьбе ряда организаций», как указано в отчете ИИ АН СССР за 1946 г., Бахрушин подвел некоторые итоги изучения опричнины в новейшей литературе, аналогичный обзор дореволюционной историографии сделал И. У. Будовниц.
Обосновывалась мысль о несомненном, хотя и очень своеобразном литературном даровании Грозного. Параллельно с этим Веселовский нарисовал портрет царя без ретуши: трус, покинувший Москву в момент нападения крымского хана в 1571 г., «подвижный к ярости» и окруженный ненавистью подданных, ликвидировавший правый суд, но не умевший предвидеть будущего из-за «чрезмерно живого воображения».
Откровенное и длительное противостояние всем панегирикам Грозного на протяжении 40-х гг. не прошло даром Веселовскому. За пять лет до смерти, в 1947 г., он был причислен к буржуазным историкам. Однако это произошло уже в условиях борьбы с «космополитизмом».
В упомянутой беседе 24 февраля 1947 г. Сталин «похвалил» царя за то, что тот «ограждал страну от проникновения иностранного влияния». Это было актуально, поскольку постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» открыло наступление на мысль, в том числе и историческую, шедшее под лозунгом «советского» патриотизма.
24 июня 1947 г. Жданов потребовал вести «борьбу против растленной и гнусной буржуазной идеологии и наносить ей сокрушающие удары». Ему вторили и историки, ополчавшиеся на «безродных космополитов» (вспомним «державно-патриотическую мысль» у Виппера).
Отныне Россия и только Россия объявлялась родиной всего передового и прогрессивного в области науки и культуры, политики и экономики. Все инакомыслящие превращались во врагов. Мир раскалывался на своих и чужих: своих, значит, и своих царей; чужих, значит, и чужой народ.
Когда размышляешь об этой концепции, невольно на память приходят рассуждения Л. П. Карсавина о «религиозном» патриотизме: «... христиане почувствовали себя народом и воинством Христа... Все духи, не принятые в Божье царство или им отвергнутые, становятся врагами Бога. Мироздание двоится, его основным моментом становится дающая исход религиозному патриотизму борьба, и возникает новая система религиозности — элементарно-дуалистическая, которая находит себе опору в сильных традициях христианства».
|